Еще было по-утреннему свежо, и в тяжелых каплях росы всеми цве-тами радуги играли косые солнечные лучи, а мы бежали вдоль поля пше-ницы, позванивая ведрами и перекликаясь, к ярко зеленым рядкам горош-ка. Утренние часы особенно дороги, и все торопились еще до обеденной жары выполнить большую часть нормы. После обеда наша прыть заметно убывала, сказывались плотный обед и накопившаяся усталость. Не каждо-му из нас было под силу работать после перерыва, но каждому хотелось заработать трудодень. А это не так просто, когда знаешь, что рядом пле-щется прохладная река, и золотистый ласковый песочек на берегу неудер-жимо манит на пляж.
Нас много, девчонок и мальчишек шестых и седьмых классов. Мы все горели желанием заработать на трудодни хоть немного денег, чтобы не просить у своих родителей на тетради и книги, а также на прозрачные ле-денцы, которые продавались в сельском магазине. Это была пора счастли-вого детства, алых пионерских галстуков, любимой всеми игры «Зарница», звонких призывов на подвиги, которые находили отклики в сердцах юных пионеров. Мы охотно откликнулись на призыв нашего всеми уважаемого председателя колхоза, Александра Константиновича Огарева, в помощи уборки урожая зеленого горошка. Вообще наш колхоз славился его уро-жаями и даже имел свой небольшой цех, где изготовляли из него консер-вы. С таким продуктом каждый из нас знаком, так как ни один праздник не обходится без салатов, в которых одной из главных составляющих являет-ся именно такой горошек.
Со звоном падали первые стручья гороха в пустые ведра, устанавли-вался порядок с рядками, на которых работали обычно по одному или по двое. Только вот Маня все еще стояла на краю пшеничного поля и, засло-нив от солнца глаза ладонью, пристально всматривается в слегка тронутое золотом море колосьев.
— Маня, что же ты ворон считаешь? Иди скорее! — позвала я под-ругу. — Смотри, солнце уже где! Я для тебя рядок заняла, становись ря-дом.
Взметнулись коротенькие косички с розовыми бантиками атласных лент, и черно-угольные глаза словно обожгли меня.
— Знаете что, девочки? — мечтательно произнесла Маня. — Мне бабушка говорила, что если кто найдет два колоса на одном стебле, тот не будет обманут в любви.
Ее слова потонули в дружном хохоте детей. Все смеялись, отпуская колкие шутки в адрес моей подруги. Вскоре все забыли об этом и увлек-лись работой, наполняя ведра упругими стручьями гороха. Этот разговор, вероятно, и не вспомнили бы никогда. Но на следующий день мне попался такой необычайно редкий удивительный сюрприз природы. Я бежала на-прямик через поле к полевому стану, колосья били по лицу, позади меня оставался след примятой пшеницы. Все уже давно ушли на обед, а я кон-чала свой ряд. Сегодня мне просто повезло, стебли гороха буквально усы-паны стручьями, и мне еще оставалось собрать совсем немного. А это зна-чит, что десятый трудодень на моем счету будет вписан звеньевой в книгу учета. Десять трудодней — это не так уж мало, если учитывать наш воз-раст и каникулярное время.
Вдруг я остановилась. Прямо передо мной на толстом стебле, при-гнувшись от тяжести к земле, качались два колоса. Они словно срослись, чтобы вместе встречать все невзгоды и вместе радоваться каждому новому дню. Их ничто не могло разлучить до самой жатвы, когда придут безжало-стные комбайны, чтобы изломать колосья и превратить их в кучку зерен. Я не верила своим глазам, дрожащей рукой сорвала свою находку и, прижав к груди, как самое драгоценное, понесла показывать подругам.
Девочки окружили меня и с нескрываемым любопытством и востор-гом смотрели не столько на колосья, сколько на меня: ведь повезло чело-веку — не будет обманут в любви. Только Маня стояла в стороне, не раз-деляя общего восторга. Эти колосья все хотели посмотреть и потрогать, чтобы лично убедиться, действительно, ли они росли на одном стебле. Я ревниво оберегала свою находку, а вдруг кто сломает или разорвет коло-сья, тогда никто не поверит, что они росли на одном стебле.
После обеда я завернула свои колосья в косынку и долго не могла найти местечко, где бы можно было их спрятать. Наконец, я пристроила сверток между ветвей акации, замаскировала его листьями и поспешила на работу. Все уже сосредоточенно наполняли свои ведра, многие сидели прямо на влажной земле, ползком передвигаясь вдоль рядов. Не было только Мани, она часто уходила после обеда. Ее не очень тревожили тру-додни, так как семья их жила богато, но она просто не знала, куда себя деть с утра, поэтому приходила со мной работать в поле. Сейчас она, на-верно, нежится на горячем песке у реки или сладко спит у себя в саду в бе-седке, увитой виноградом. А я принялась работать в ускоренном темпе, потому что мне надо было собрать горошек уже с двух рядов. Иначе меня заставили бы работать после всех, так как пропускать его нельзя. Он может перезреть.
Наконец, трудовой день закончился. От такой нагрузки я очень уста-ла, но к своей заветной находке бежала, несмотря на усталость. Ноги сами несли меня. Под акацией сиротливо лежала измятая косынка. С тяжелым предчувствием кинулась я к ней, колосьев в ней не было. Я обыскала все вокруг, просмотрела все ветки, не веря в случившееся. Пропали мои коло-сья! Кто же мог их взять? Я возвращалась домой с чувством большой утраты и обиды, которая до слез душила меня. После этого случая через пшеничное поле я не бегала, как раньше, а медленно шла, всматриваясь в тя-желеющие колосья созревающей пшеницы. Но счастье больше не улыба-лось мне. Вскоре пришли степные корабли и оставили на поле колючую стерню, а в моей душе незнакомое чувство тревоги, которое постоянно поселилось в моем сердце и болью отзывалось каждый раз, когда я вспоминала об утрате.
Продолжение в следующей главе "Первая любовь"